БИОГРАФИЯ ЕЛЕНЫ ГУРО
В 1789 году, бежав от французской революции, перебрались в Россию маркизы де Мерикур. Кровь этих французских аристократов текла и в немецком дворянине, русском полковнике (позже — генерал-лейтенанте) Генрихе Гельмуте (Георгии Степановиче) Гуро, который был секретарём штаба Петербургского военного округа и войск гвардии. Но главное — он был отцом Елены Гуро.
Елена Генриховна Гуро родилась в Санкт-Петербурге 18 (30) мая 1877 года. Детство она провела вдали от сумятицы и шума большого города, в родительском имении «Починок» (у станции Новоселье Псковской губернии); там же она в восьмилетнем возрасте начала рисовать, а чуть позже — писать стихи и вести дневник, в котором записывала свои необычные впечатления от окружающего мира.
В 13 лет (1890 г.) Лена поступила в Рисовальную школу при Императорском обществе поощрения художеств в Петербурге. Вполне вероятно, что этой впечатлительной девочке-подростку из лесной усадьбы экстравагантный мир петербургской богемы накануне ХХ века казался странным, «перевёрнутым». И вместе с тем это был тот реальный «взрослый» мир, в котором предстояло осво
В 1893 году, окончив Рисовальную школу, Елена, возможно, возвращается в родительское имение. Во всяком случае, следующие 10 лет выпадают из нашего поля зрения. И вновь всплывает её имя лишь в 1903 году, когда она решила продолжить обучение в студии художника импрессионистского направления Яна (Ивана) Францевича Ционглинского (1903—1905 гг.).
Среди учеников Ционглинского были люди самых разных возрастов. Был и сорокадвухлетний скрипач из Придворного оркестра. Всю жизнь рисовал и играл на скрипке, но ремеслу выучит
«Душа её была ... так прозрачна, что с лёгкостью проходила через самые уплотнённые явления мира, самые грубые наросты установленного со своей тихой свечечкой большого грядущего света... Вся она, может быть, знак. Знак, что приблизилось время». Так он писал потом, в предисловии к сборнику, посвящённому её памяти (и всего-то через десять лет!)...
В 1905 году состоялось два дебюта Елены: как художника (иллюстрации к «Бабушкиным сказкам» Жорж Санд) и как литератора (рассказ «Ранняя весна» в «Сборнике молодых писателей»).
Ционглинский был хорошим, чутким педагогом, но он ведь и сам был художником! А художник всегда субъективен. Поиски Гуро и Матюшина оказались ему чуждыми. «Циоглинский не понимал новых тенденций в искусстве и враждебно относился к какой бы то ни было попытке идти по другим путям, кроме импрессионизма <…> Особенно яростно обрушивался он на Гуро, Линдеман, Луговскую и меня», — вспоминал Матюшин.
Тут уж ничего не поделаешь... Пришлось поменять преподавателя. Теперь они занимаются в частной студии Елизаветы Званцевой (1906—1907). Студия находилась в том самом доме на углу Таврической и Тверской улиц, где жил поэт-символист Вячеслав Иванов. В его оранжевой круглой комнате, известной как «башня», по средам проходили собрания, на которых перебывали и Мережковские, и Блок, и Андрей Белый, и Федор Сологуб, и художники Лев Бакст и Мстислав Добужинский (которые преподавали у Званцевой), и Волошин, и Анна Ахматова...
И, конечно, Матюшин и Гуро.
Вячеслав Иванов и Александр Блок высоко оценили литературные опыты Гуро. Но она чувствовала какое-то внутреннее сопротивление «лагерю символистов», хотя и испытала влияние их словесной магии, особенно Блока.
А время идёт, и проплывают в нём события как радостные, так и печальные. Умирает отец. Матюшин становится не только преданным другом и единомышленником, но и любимым мужем. Они вместе участвуют в выставках. Елена составляет свою первую книгу — «Шарманка». Со здоровьем становится всё хуже.
Матюшин и Гуро пытаются найти единомышленников в искусстве, объединяют вокруг себя творческую группу «Союз молодёжи». В этот союз целиком влилось творческое объединиеие кубофутуристов «Гилея». Они, как отмечал Матюшин, «действовали как одно целое, представляя одну по общей установке группу».
В 1909 году Гуро издаёт «Шарманку» — как сказали бы теперь, «самиздатом». Художественное оформление, выполненное автором, составляет синтетическое единство с текстами. Сами же тексты стремятся к синтезу прозы и поэзии. Хотя книга была высоко оценена такими «экспертами», как Блок и Хлебников, хотя она заинтересовала даже ниспровергателя Маяковского, читающая публика не соизволила заметить это маленькое чудо. Елена Гуро рассылала экземпляры по библиотекам санаториев и... тюрем. Очень характерное для неё душевное движение.
Но начало издательскому делу было положено. Издательство «Журавль», основанное на скромные деньги Матюшина и Гуро, было мало похоже на престижные коммерческие пред
Как бы в пику «причёсанным» и аккуратным книжицам, издания «Журавля» выходили на грубой дешёвой бумаге, были кое-как сброшюрованы. Отчасти это сознательный «антураж», приближающий издания к рукописям. Многие книги печатались литографическим, факсимильным способом: это у них называлось «самописьмом».
Кубофутуристы, которые с лёгкой руки Хлебникова, звались теперь «будетлянами», придавали большое значение эмоциональной, художественной выразительности почерка. Хлебников писал: «Почерк писателя настраивает душу читателя на одно и то же число колебаний».
В 1910 году был издан первый сборник будетлян «Садок Судей». Книга состояла из произведений шести авторов: Хлебникова, Каменского, Гуро, Николая и Давида Бурлюков, Сергея Мясоедова. Она была отпечатана на трёх видах обоев. Художественное оформление сборника выполнила Е. Гуро.
Матюшин вспоминает: «Эта книжка упала, как бомба, в собрании „мистиков” у Вячеслава Иванова. Бурлюки проникли к ним очень благочестиво, и Вячеслав Иванов их радушно принял. Затем эти негодяи, уходя от него, насовали всем присутствующим в пальто и шинели в каждый карман по „Садку”. Так получили книгу Ремизов, Блок, Кузмин, Городецкий и все другие, бывшие с ними. Несмотря на то что эффект этой бомбы неожидан, „мистики” обрадовались „детской шалости” и приняли ее за обыкновенную хлопушку».
1912 год. Матюшин и Гуро обосновываются в доме на Песочной (ныне ул. проф. Попова), 10, в квартире № 12. Это место вскоре становится не менее известным, чем «башня» Вяч. Иванова, превратившись в «штаб-квартиру» будетлян.
В издательстве «Журавль» выходит вторая книга Гуро — «Осенний сон» (1912). Книга была посвящена памяти мифического литературного сына Елены Гуро — В. Нотенберга; сама же она выступила под псевдонимом Элеоноры фон Нотенберг. Эта мистификация послужила основой для устойчивой легенды о действительно умершем сыне Гуро, у которой на самом деле детей не было.
Синтез разных искусств становится ещё теснее, чем в «Шарманке». Прибавляется ещё и музыка: сюита Матюшина «Осенний сон» для скрипки и фортепиано, фрагменты из которой помещены в книге.
А здоровье всё ухудшается. Уже известен точный диагноз — лейкемия, уже ясно, что дни сочтены. Всё больше времени супруги проводят на даче в финском поселке Усикирко на берегу озера (ныне — пос. Поляны Выборгского р-на). Несмотря на физическое состояние, Гуро особенно много работает. Может быть, боится не успеть...
Почти готовы ещё две книги: «Жил на свете рыцарь бедный» и «Небесные верблюжата». В этой последней книге новаторские устремления Гуро получили гораздо более отточенную и органичную форму. В начале 1913 года выходит сборник «Садок Судей —II», включающий несколько сочинений Гуро и ею же оформленный. Готовится к выпуску альманах «Трое» из произведений Елены Гуро, Велимира Хлебникова и Алексея Кручёных...
...23 апреля (6 мая) 1913 года, совсем немного не дожив до 36-го дня рождения, Елена Гуро скончалась от лейкемии в посёлке Усикирко.
Вскоре после её смерти вышел альманах «Трое», посвящённый теперь её памяти и иллюстрированный Казимиром Малевичем. Предисловие написал Матюшин. В 1914 году выходит её последняя завершённая книга: «Небесные верблюжата». Недописанный «Рыцарь бедный» так и лежал в архиве рукописей до 1999 года, когда эта книга была, наконец, издана.
Такие разные и такие крупные художники, как Блок и Маяковский, пророчили книгам Гуро широкое признание. Ошиблись? Хочется верить, что гении не ошибаются, а просто заглядывают туда, где нам ещё ничего не видно...
Андрей Мышкин
