Елена Гуро
ДРАМАТУРГИЯ
Этот раздел возник благодаря взаимодействию с посетителями. Две пьесы из сборника «Шарманка», которые мы здесь публикуем, прислала Капитолина Синегубова.
В ЗАКРЫТОЙ ЧАШЕ
Действующие лица.
Звездокопатель. — Напоминает высокого старого гнома, а когда сидит — кошку. У него кошачий хвост.
Огуречник. — Он в зеленом трико, с влажными, черными, немного шалыми глазами. С черными или зелеными кудрями. Бледный, но с вишневыми губами.
Гимназист восьмого класса.
Дама. — Блондинка лет сорока.
Господин. — Лет тридцати, одет по-заграничному.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Ночь. Звездокопатель сидит на горе, в руках держит букет из тонких, совсем бледных звезд белой ночи. Декорация написана так, что дачные домики по горе кажутся несоразмерно маленькими относительно фигур актеров. Огуречник показывается по временам, отдергивая бледнозвездное небо, как занавес.
Звездокопатель.
Засматривая вниз.
У-у-у, как хорошо пахнет дождик! Глубоко во всех вещичках притаились их таинственные душонки — и подслушивают мысли: крылечки, столбики, перильца… Глубоко в зеленых листьях притаилась душа старой дранковой крыши, прежняя, старая душа, а под самой крышей смеется чердак; — интересно, — что он поделывает днем. — У него должно быть шаловливый глазок. Глубоко-о в маминой кладовой сидят на полках кувшинчики и горшочки и ведут таинственный разговор. Они собрались в кружок. Я сказал раз мальчику: «Мальчик, ты хочешь к гостям?» — «Нет, я не хочу, я хочу послушать, что говорят кувшинчики» А наверху подъезжали экипажи, блестя колесами.
Огуречник.
Выглядывает поспешно.
Иногда «он» или «она» подъезжают в экипажах…
Звездокопатель замахивается
на него звездной копалкой.
Огуречник исчезает.
Звездокопатель.
Но потому, что кувшинчики ведут разговор, экипажи становятся красивыми, и мальчики и девочки пишут стихи.
Встает.
Ты выходишь на бодрый берег озера и кричишь: «Сосны! Сосны!» И ты видишь на другом берегу девушку…
Огуречник.
Поспешно высовываясь.
Эту-то девушку и я всегда вижу!
Звездокопатель бросается
на него с яростью и
вышвыривает его пинком ноги.
Звездокопатель.
И я видел девушку! И она пела! Глубоко в зеленых листьях притаилась дождевая душа. И мне милы намокшие маркизы балкона и шум дождя.
Огуречник.
Томно, с любовью и
несколько экзальтированно.
Вот, вот именно! Так милы намокшие маркизы и шум дождя…
Замечает движение
звездокопателя и срывается.
Звездокопатель.
А меня самого нет, потому что сам я - девушка, шум дождя, вереск и улыбки кружек на полке
Звездокопатель.
Слышится рояль: звуки
страстной и пошлой
музыки.
Мальчик, может быть, хочешь к ним? Свечи горят на столе, и клены просятся в окна. — «Нет, меня волнует вечер и голоса издали, как вино…» Мальчик говорит: «Они там смеются, такие интересные, и никто не знает дома, что я стану великим…»
Огуречник.
Эге!
Звездокопатель.
Передразнивая.
Нет, не «эге». Из всего этого выйдет вечная песня про синие кувшинчики и дождик.
Огуречник.
В упор звонким голосом.
Там сидит одна дама и ее любовник. От горячего дыхания их запрещенной, осужденной, полной прошлого жизни — стали теперь так терпки и свежи дождевые листья.
Звездокопатель.
Его слова точно затихают,
уносимые ветром.
Я люблю сережки зеленой березы, и сосновые половицы, и вереск…
Занавес.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Жаркий июньский полдень. Финляндская дача с желтыми решетчатыми балюстрадками веранды. На веранду, запыхавшись, входят: дама лет сорока, полная блондинка, гимназист, господин лет тридцати с бородкой Henri Quatre, одетый по-заграничному, с плащом и дамской накидкой в руке, с тростью в другой.
Господин.
С шутливой укоризной.
Фу, жарко… Ну, куда вы нас притащили…
Дама.
Дурачась.
А море — буль-буль! А море — буль…
Гимназист.
Смотрит на нее с восторгом.
- - - - - - - - - - - - -
Дама.
Господину.
Ну, как вам угодно, а возьмите для меня эту дачу. Возьмите! Мне уже теперь захотелось этих сосен.
Господин.
Но, Надежда Михайловна, ведь другую же можно…
Дама.
Нет, не другую, — захотелось гамака, сосен, балкона…
Господин.
Балкон здесь как раз в каждой даче.
Дама.
Упрямо, тем же тоном перечисляя.
Сосны над балконом…
Господин.
Передразнивая.
Песку по колено, чтобы было недалеко, неудобно, безрассудно…
Дама.
Упрямо, тем же тоном.
Хочу песку… Вы, вообще, тут оба, понимаете слово — «хочу»?
Гимназист.
Мальчишески небрежно, но
любуясь ею, подает ей кепку.
Вот ваша шапчонка, — вам напечет голову!
Дама.
Не обращая внимания, продолжает, топая ногой.
Это значит так, руками, ногами хотеть… Вот всем боком, носом!!…
Господин.
Чем еще?
Дама.
Спокойно.
Дурак!
Господин.
Вам вреден финляндский климат, вы в Ментоне были паинькой.
Дама.
В Ментоне было другое — был Ментон.
Господин.
А тут?…
Дама.
Обернувшись к гимназисту,
говорит что-то, чего не слышно.
…………………………………………………………………. .
Господин.
Quand une femme veut… (свистит и уходит).
Дама.
Гимназисту.
Какой глу-пый… Глазастик талантливый… Опять?
Гимназист.
Да, мне досадно, вы меня заставляете быть не своим, я меняюсь.
Дама.
Разве так не лучше?
Гимназист.
Умоляюще.
Вот вы говорите, талантливый, — а я теперь не могу совсем работать; — которая неделя, я не написал ни строчки…
Дама.
Ах, Боже мой. Невозможно, мальчик, всю жизнь себя усчитывать…
Гимназист.
Я стану ничтожным, и вам же буду неитересным…
Дама.
Глу-упый… Все имеет смысл, по скольку жизнь дает.
Другим тоном.
Вот, например, я захотела простокваши, перед самым отъездом, от этого опоздали на поезд, и по-моему, прекрасно…
Похлопав по плечу.
От жизни и талант разовьется, миленький…
Гимназист.
А ты?…
Дама.
Ну что ж делать, мальчик… Так вышло.
Напевает, точно вспоминая что-то.
«О, проснись же, дорогая, я принес тебе мою любовь…»
Господин.
Входит.
Ну, задаток отдал за песок… Ваш бок доволен?
Дама.
Доволен.
Разносчик.
За сценой.
Огурчики зеленые!
Господин.
И шесть сараев сняты…
Дама.
Отстаньте! — зато сосна над балконом.
Разносчик.
За сценой, удаляясь.
Огурчики зеленые, огурцы…
Дама.
Ах, нет! Бок не совсем доволен.
Ах, захотела огурцов страшно.
Захотела свежих, зеленых.
А разносчика уж прозевали, пока спорили. — Конечно!
Выглядывает огуречник.
Огуречник.
«О, милая!…»
Гимназист.
Я сейчас догоню разносчика.
Прыгает через балюстраду.
Дама.
Сумасшедший мальчишка, ведь высоко.
В виде разносчика появляется огуречник
Огуречник.
Огурцы! Земляника грядная!
Занавес.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Комната. Гимназист один, закрыв лицо руками. Огуречник.
Гимназист.
…………………………………………………………………. .
Огуречник.
Ее голосом.
Ну, мне уже захотелось гамака, песку, сосен…
Наклоняясь к нему на ухо.
Целый день не раздвигай белой шторы — смотри.
Ее голосом.
А вечером на вокзал, на музыку.
На ухо.
Кто раньше шел истоптанной тропинкой?
«Где ты была? С кем ты жила раньше?»
Поет ее голосом.
«О, проснись же, дорогая.
Я принес тебе мою любовь…»
Гимназист.
Когда я спросил ее: «Где ты была?» — она засмеялась. Скажи мне, дорогая, где ты была?
Огуречник.
Ты еще мальчик.
Гимназист.
Нет, ты моя любовница. Ты вчера еще целовала мои руки.
Огуречник.
Ты же ничего не знаешь о моей жизни, жизнь длинна…
Гимназист.
И она смеялась, пела и не сказала мне ничего. А я бы отдал ей все… Я не прошу тебя вечно, но побудь еще со мной… Это точно из книги… Да где же я прежний? Нет, я никогда не был тонким, сумасшедшим мальчиком, любящим «женщину с прошлым», точно из книги… Что-то потерялось.
Кусает себе руки.
Где я?…
Огуречник.
Почему это не то? — ты слышишь, как море баюкает берег: баю-бай, баю-бай…
Гимназист.
А теперь мне нравятся мои худые руки, я нахожу их трогательными. Дорого настоящее, только настоящее — а тогда ты все взяла. Ты все взяла, так побудь же со мной!…………………
У нее бедра выпуклые. Ее милое круглое горло. Это шла тогда она… ведь она довольно тяжелая… и шаги у нее полные… Она позволила мне расстегнуть тугой лиф ее амазонки!
Смеется.
Я вынул из ее волос шпильки, а рядом сидели гости.
Смеется — забывшись.
«Черноглазый, талантливый мой!»
Огуречник.
Ах, посмотри, закат горит сквозь сосны. Тихо, тихо… Уже закат горит сквозь сосны…
Гимназист.
Это она шла к тебе… А может быть, к своему любовнику из Ментона…
Огуречник.
Ведь ты не знаешь ничего, мальчик, у нее прошлое, как темная глубина. Твоя плоская детская жизнь рядом с ней…
Гимназист.
…………………………………………………………………. .
Огуречник.
Ах, посмотри, закат горит сквозь сосны. Тише, закат горит сквозь сосны.
Гимназист.
«Вот, берите, ваша шапчонка. Вам напечет голову…»
Плачет. Ее голос
за сценой, ликующий.
Ее голос.
О, проснись же, дорогая.
Я принес тебе мою любовь!
Занавес.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Декорация первого действия.
Темная звездная ночь конца лета. Звездокопатель сидит на горе, колупает звезд из синего низкого свода и кладет в мешочек. Огуречник сидит ниже, свесив ноги по косогору.
Звездокопатель.
Укоризненно.
Ну вот, он убился, разве ж это не было все как сон. А между тем, в старой маминой кладовке вечно совещаются таинственные мамины кувшинчики, говорят о большом, темном, земляном шаре… И их безглазые личики — это жизнь, и зеленые ставни — это жизнь.
Внезапно оборачиваясь к огуречнику.
Ты ведь, собственно, все равно, что не существуешь, — ты просто сон, и это мне очень досадно, что ты меня все сбиваешь и сковыриваешь. А вот кувшинчики и любой чурбан были до тебя и будут после тебя, и вереск, и незнакомая девушка у озера.
Обиженно колупает звезды.
Огуречник.
Во все продолжение
речи болтает ногами,
сидя на косогоре и
почти не оглядываясь.
Болван!
Свистит и болтает ногами.
Болван!
Ворота были просто куском дерева, а я подхожу и говорю… — Это ты здесь прошел, милый. — Это твои шаги.
Поет.
«Кто целовал твои губки прелестные…» Ах, ты моя родная голубка! И ворота становятся — «мои родные».
Звездокопатель.
Ну, так почему же после тебя остается только пустота, труха? Вот смоляной запах и сосновые чурочки вечны и радостны. Вот они живут теплы, и радостны, и благодатны. Ведь все равно опять приходится приняться за меня же, так всегда. Ведь тебя, пустышка, так нет, что после тебя даже воспоминаний не остается по-настоящему! — А что и остается — наполовину мое.
Огуречник.
Вскакивает.
Ах, как ты мне надоел! Да зато в одном моем слове «хочу» — целый мир.
Говорит ее голосом.
«Ну вот я целым боком своим хочу…»
Кричит
«Хочу!»
Делает резкое движение,
от которого Звездокопатель
опрокидывается и летит вверх
ногами в рассевшуюся землю.
Огуречник.
Одиноко прохаживаясь по авансцене, томно.
Ах, как мне скучно, — как пусто…
С чувством.
Я так часто любил эти искренние, простые скамеечки, эти сосновые чурочки, и когда пахнет дождем, и чтобы дождь брызгал в окна, под шум сосны…
Поет задумчивым голосом.
О, проснись же, дорогая, я принес тебе мою любовь!
Занавес.
НИЩИЙ АРЛЕКИН
Персонажи.
Арлекин.
Учительница 30-ти лет.
Дети 6-ти, 7-ми лет.
Мать.
Прохожий.
Кокотка.
Толпа.
Солидный господин из публики.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Над трубами тянутся по червонному небу тучевые и дымные полосы. Ненастный вечер. Петербургский особняк. У барского подъезда сидит Арлекин в трико и бубенцах и следит глазами прохожих.
Проходит учительница.
Музыка доносится точно издали:
К началу разговора смолкает,
как бы уносимая ветром.
Арлекин.
Позвольте вас проводить.
Учительница.
Нахал!…
Торопится
Арлекин.
Ах, нет, пожалейте, позвольте вас проводить — только издали…
Учительница.
И нигде не видно городового.
Арлекин.
Немного ломаясь.
Моя осенняя любовь…
Учительница.
Оставьте!…
Арлекин.
Убедительно и с
непонятной силой.
Королева!…
Учительница.
Молчит.
Арлекин.
Я люблю, — вы так красивы… Вы всегда так прекрасны в осенние вечера?
Учительница.
Как бы в исступлении.
Насмехаетесь! Еще насмехаетесь… Я одинока, девушка, худа, я получаю двадцать рублей, как кухарка; я устала, я охрипла… Вы слышите, я охрипла на вечных уроках; мне не могут сниться фантазии.
Арлекин.
Ах, нет, вам это только так кажется… У меня была мечта… это — Вы.
Учительница.
Медленно оглядываясь.
У вас черные ресницы и большие глаза на бледном лице умирающих и детей…
Арлекин.
У меня черные ресницы и большие глаза умирающих детей.
Учительница.
У вас печальное выразительное лицо.
Арлекин.
У меня печальное выразительное лицо.
Учительница.
Ваши бледные губы…
Арлекин.
Мои бледные губы почти всегда сомкнуты.
Меня сбивает с ног ветер.
Учительница.
У вас большие, печальные, черные глаза, Арлекин.
Арлекин.
Да, видите ли, это немудрено, королева.
Я немножко еврейского происхождения; я ведь сын Агасфера, Вечного Жида.
Учительница.
Ах, вот отчего вы так трепетны и печальны! Вас так ужасно мучили! На вашей красной с черным одежде я вижу точно следы крови. На ваших бледных руках — царапины и синие пятна. Испуг на вашем пестром платье. Над вами столько издевались все века. Вы дрожите, вы страдаете…
Арлекин.
Ах, нет, моя королева, мне просто холодно. На земле было столько простуженных и веселых карнавалов, и столько пьют, и столько было у меня женщин, что я облысел немного, и теперь я просто зябну под бумажным моим колпаком. Это, видите ли, наследственно: мой папаша очень зябок, и потому мне чертовски холодно в вашем Петербурге.
Учительница.
Брезгливо отворачивается и идет.
Арлекин.
Вдогонку.
Мне холодно, мне очень холодно, и ветер меня сбивает с ног…
Учительница.
Ускоряет шаги.
Арлекин.
Бледнеет и исчезает.
…………………………………………………………………………
Пустая улица. Туман. Одинокий голос Арлекина.
Арлекин.
И в бессонных зеркалах Альказара, полных светлого безумия, кружится бедный бессонный Дьявол, не разжимая губ, и когда он снимает колпак, то, смеясь в потолок, его лысина повторяет отблески сияющих люстр.
Туман рассеивается. Появляется прохожий. Рядом Арлекин.
Арлекин.
Позвольте вас проводить?…
Прохожий.
Провожать мужчин? Да вы потеряли стыд… Я крикну сейчас городового… Негодяй!… Вы заставляете меня бежать, а у меня одышка.
Арлекин.
У меня у самого одышка. Не заставляйте меня бежать так скоро. Я обязан всех провожать в ненастные вечера. Разве я не кажусь вам даже фантастическим?
Прохожий.
Вы?… Вы — хулиган. Городовой!
Прохожий и Арлекин
исчезают.
…………………………………………………………………………
Пустая улица.
Потом Арлекин.
Арлекин. — (Канцона)
|
Вот на тонких ножках пляшут огоньки.Занавес.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Ночь. Сцена представляет детскую. Штора поднята. На столе горит лампа. Ночник. Двое детей в постелях.
Первый ребенок.
Попрощаемся с ночничком, он скоро погаснет. Ведь считается, что мы уже спим.
Второй ребенок.
Сегодня не спущена штора. Видно улицу.
Замечает Арлекина,
прижавшегося лицом к стеклу.
Он сейчас добродушнее и толще.
Ах! Наш старый Арлекин… Смотри.
Первый ребенок.
Вот ты пришел, Арлекин. Давай играть.
Арлекин.
Давайте. Т-сссс. Я пришел, только чур.
Подносит палец к губам.
Тише, тише — жид на крыше.
Первый ребенок.
У него совсем не отломан нос.
Второй ребенок.
Боженька залечил ему нос в Царстве Небесном. Он, может быть, хочет войти в детскую. Арлекин, ты не пройдешь в форточку?
Арлекин.
А мне здесь очень хорошо. У меня тут на подоконнике целая комната. Я вам кое-что принес.
Вынимает из кармана
множество бумажных петушков
и расставляет на подоконнике.
Дети.
Ку-ка-ре-ку. Ку-ка-ре-ку!…
Арлекин.
Ку-ка-ре-ку-у-у-у… Я был далеко, далеко.
Дети.
А мы думали, что ты все лежал под комодом и тебя выбросили. Тебе не страшно на улице, Арлекин?
Арлекин.
Нет, мне подмигивают фонари.
Газовые рожки пляшут, как мои бубенчики.
Второй ребенок.
У тебя на носу тает снежинка.
А тебе не холодно?
Арлекин.
Раньше мне было зябко, но тут мне тепло.
Второй ребенок.
Ах, как хочется впустить Арлекина в окно. Не открыть ли на всякий случай форточку?
Первый ребенок.
Мне немного страшно.
Шаги матери.
Она входит.
Дети.
Мама, мама, к нам пришел наш Арлекин. Вот он стоит там, в окне. Мы бы хотели позвать его в детскую погреться.
Второй ребенок.
А вот, ему страшно.
Мать шагает с лампой в руках к окну.
Бледное лицо Арлекина, прижатое к окну,
выражает страдание. Он исчезает.
Дети.
Ах, он испугался и ушел. Арлекин, ты вернешься? Мамочка, ты его нечаянно испугала! Как жаль!
Мать спускает шторы.
Декорация меняется.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Улица. Толпа. Арлекин.
Арлекин.
Проводите меня, я заблудился.
Кокотка.
Заблудившиеся не танцуют матчиш среди улицы.
Арлекин.
Ломаясь.
А я, может быть, танцуя, и заблудился, моя кошечка.
Другим тоном.
Я заблудился. Очень трудно найти дорогу в темных улицах. Я вот могу показывать фокусы.
Вынимает из кармана горсть небесных
звезд и бросает в воздух.
Они полетят сейчас, как ласточки, — прямо в небо.
Звезды падают камнем в лужу.
Кругом смеются.
Арлекин смущенно улыбается
Голос из толпы.
Вы устарели, Арлекин.
Арлекин.
Вы едите сегодня и завтра котлеты с горошком. Мне холодно.
Обращается в другую сторону.
Если хотите, я потанцую.
Прохожий.
Некогда, некогда, любезный.
Грубые голоса.
Танцуй. Раз Арлекин, то давай представление.
Арлекин.
Подпрыгивает раза два,
но шатается и бледнеет.
Смущенно.
Я не могу. Я озяб.
Кругом хохочут
Голоса.
Это канатный плясун, бежавший из цирка. Бродячая собака. Любопытная фигура. Довольно жалкая.
Арлекин.
Вы делаете мне больно.
Голос.
Его бледность прямо развратна. Такой бледности стыдятся.
Арлекин.
Покажите дорогу, — я иззяб, я болен.
Кругом смеются.
Извините, почтеннейшая публика. Я потерял, танцуя, сапог с ноги; я сознаю, что это очень неприлично. Извините, пожалуйста.
Голос женщины.
Визгливо.
Нахал. Он нас морочит: оба сапога у него целы.
Арлекин.
Помогите, пожалуйста, мне найти мой сапог. Униженно вас прошу.
Декламирует забывшись.
Я все грезил Миньоной: она — картина. Она не сойдет на зов Арлекина.
Тогда один из сидящих
в передних рядах партера
не выдерживает, лезет на сцену,
берет Арлекина за плечо
и говорит с сожалением.
Солидный господин из публики.
Позвольте, послушайте, любезный, перестаньте; поймите же, наконец, что вы с вашей пестротой здесь, в самый обыкновенный вечер, на главной улице, что вы — неуместны.
Арлекин конфузится и исчезает окончательно.
Занавес.
